31.03.2013 в 23:13
Автор-заявки-про-выбор-Грантэра пришел посреди упороса и принёс АНГСТ.
АНГСТ.В воздухе ещё звучат отголоски команды «Пли!» и выстрелов; от понижающихся до предела слышимости звуков Грантэру на миг становится дурно, голова вспыхивает тупой, ноющей болью, но тут же проходит. Наступает блаженная тишина. В вырвавшихся из дул снопах искр можно различить каждую крупинку пороха.
Грантэр протирает глаза.
- Я должен признаться, это довольно неожиданный эффект опьянения, - говорит он Анжольрасу.
Тот впервые в жизни реагирует не только честно, но и подобающе собственному облику – то есть стоит, застыв, как статуя, и молчит.
Они обрубили лестницу, но за спинами солдат он видит чёрную макушку человека, с педантичностью полицейского следующего условностям и поднимающегося по несуществующим ступенькам. Грантэр с неохотой (и заметным усилием) вытягивает руку из хватки Анжольраса и подходит к ближайшему солдату, в порядке эксперимента трогая ствол ружья.
Его не сдвинуть с места, и он ещё горячий. Грантэр дует на пальцы и, уже примерно понимая, насколько тщетны его усилия, дёргает за древко.
- Простите, месье, - говорит поднявшийся по лестнице человек, обходя солдат; это женщина, и он даже где-то видел её лицо, вспомнить бы, где, - в нашем музее запрещено трогать экспонаты руками.
- Что произошло? – спрашивает Грантэр.
- Пока – ничего, о чём бы ты не знал. Вопрос следует ставить иначе.
- Что произойдёт?
Ему легко мириться с абсурдом.
- Умница, - одобряет женщина, и он вспоминает, что, когда он видел её, волосы её были седы, а наряд истрёпан. Он не может вспомнить её имени. – Но на этот вопрос я тоже не могу дать однозначного ответа.
- Кто может?
И он умеет задавать вопросы. Лидеры, мелькает мысль в его голове, делятся на два вида: одним нельзя задавать вопросов, вторые живут их движущей силой, питаются энергией человеческого интереса. Анжольрас был из вторых, но Грантэр никогда не спрашивал его ни о чём существенном. Если бы Анжольрас мог понять, что причиной тому не приписываемая им Грантэру инертность, а тщательно собираемое знание…
- Ты, - говорит женщина.
Конечно, думает Грантэр.
- Это игра воображения, - констатирует он. – Я уже валяюсь пробитый пулями. К черту загадочность. Я хочу придумать себе вина и убрать отсюда этих охламонов.
Женщина улыбается. Она поворачивает голову, и перед глазами Грантэра неожиданно вспыхивает образ её мужа – неприятного рыжего дылды, структурой черепа похожего на ископаемое животное.
- Я тебя знаю, - говорит он. – Вы ошивались тут какое-то время.
- Твоё желание может сбыться, - отвечает женщина.
- У Курфейрака пропали часы.
- Сейчас тебе дана большая власть, чем ты привык считать.
- К чему ты клонишь?
- Он может быть с тобой.
Грантэр жалеет, что у него в руках нет бутылки. Разбить её сейчас было бы крайне уместно.
- Зачем?
- Даже я не могу тебе ответить, - признаётся женщина. – Но, поверь мне, всё может быть так, как в мыслях, которые ты запрещаешь себе додумывать. И лучше. И сейчас же.
- Подписываться кровью? – уточняет Грантэр.
Женщина закатывает глаза.
- Я же даже не цитировала Марло. Что за склонность отождествлять свободу со злом.
Он бросает взгляд на Анжольраса. Тот прекрасен, но Грантэру всё равно необъяснимо больно видеть его застывшим.
- Что надо делать?
- Выбор между жизнью с ним и жизнью без него.
- Сопутствующие факторы?
- Если ты откажешься от него, патроны окажутся холостыми. Это будет салют в честь победителей. Этот полк встанет на вашу сторону. Не стану портить тебе впечатление подробным пересказом, но к закату следующего дня Париж будет ваш. Всё, о чём он мечтает, сбудется. Если ты решишь, что он того стоит, вас убьют. Каждому достанется по четыре пули. Ты потеряешь сознание и очнёшься в жизни, в которой он тебя увидит.
- Я должен размышлять, да?
- Большинство так делает, да.
Грантэр трёт бровь и поворачивается к Анжольрасу. Он не может дотянуться до его губ, но он всё равно целует его – прямо в пульсирующую на шее артерию.
- Что ты решил? – спрашивает женщина с серьёзным и почти страдальческим выражением лица, как будто это не очевидно.
- К черту Париж, - говорит Грантэр, вкладывая руку в ладонь Анжольраса.
И тот чуть поворачивает голову и произносит:
- Я так и думал.
И кивает женщине.
Грантэр начинает падать раньше, чем первая пуля пробивает ему голову.
Со временем всё, о чём мечтал Анжольрас, сбылось.
URL комментарияАНГСТ.В воздухе ещё звучат отголоски команды «Пли!» и выстрелов; от понижающихся до предела слышимости звуков Грантэру на миг становится дурно, голова вспыхивает тупой, ноющей болью, но тут же проходит. Наступает блаженная тишина. В вырвавшихся из дул снопах искр можно различить каждую крупинку пороха.
Грантэр протирает глаза.
- Я должен признаться, это довольно неожиданный эффект опьянения, - говорит он Анжольрасу.
Тот впервые в жизни реагирует не только честно, но и подобающе собственному облику – то есть стоит, застыв, как статуя, и молчит.
Они обрубили лестницу, но за спинами солдат он видит чёрную макушку человека, с педантичностью полицейского следующего условностям и поднимающегося по несуществующим ступенькам. Грантэр с неохотой (и заметным усилием) вытягивает руку из хватки Анжольраса и подходит к ближайшему солдату, в порядке эксперимента трогая ствол ружья.
Его не сдвинуть с места, и он ещё горячий. Грантэр дует на пальцы и, уже примерно понимая, насколько тщетны его усилия, дёргает за древко.
- Простите, месье, - говорит поднявшийся по лестнице человек, обходя солдат; это женщина, и он даже где-то видел её лицо, вспомнить бы, где, - в нашем музее запрещено трогать экспонаты руками.
- Что произошло? – спрашивает Грантэр.
- Пока – ничего, о чём бы ты не знал. Вопрос следует ставить иначе.
- Что произойдёт?
Ему легко мириться с абсурдом.
- Умница, - одобряет женщина, и он вспоминает, что, когда он видел её, волосы её были седы, а наряд истрёпан. Он не может вспомнить её имени. – Но на этот вопрос я тоже не могу дать однозначного ответа.
- Кто может?
И он умеет задавать вопросы. Лидеры, мелькает мысль в его голове, делятся на два вида: одним нельзя задавать вопросов, вторые живут их движущей силой, питаются энергией человеческого интереса. Анжольрас был из вторых, но Грантэр никогда не спрашивал его ни о чём существенном. Если бы Анжольрас мог понять, что причиной тому не приписываемая им Грантэру инертность, а тщательно собираемое знание…
- Ты, - говорит женщина.
Конечно, думает Грантэр.
- Это игра воображения, - констатирует он. – Я уже валяюсь пробитый пулями. К черту загадочность. Я хочу придумать себе вина и убрать отсюда этих охламонов.
Женщина улыбается. Она поворачивает голову, и перед глазами Грантэра неожиданно вспыхивает образ её мужа – неприятного рыжего дылды, структурой черепа похожего на ископаемое животное.
- Я тебя знаю, - говорит он. – Вы ошивались тут какое-то время.
- Твоё желание может сбыться, - отвечает женщина.
- У Курфейрака пропали часы.
- Сейчас тебе дана большая власть, чем ты привык считать.
- К чему ты клонишь?
- Он может быть с тобой.
Грантэр жалеет, что у него в руках нет бутылки. Разбить её сейчас было бы крайне уместно.
- Зачем?
- Даже я не могу тебе ответить, - признаётся женщина. – Но, поверь мне, всё может быть так, как в мыслях, которые ты запрещаешь себе додумывать. И лучше. И сейчас же.
- Подписываться кровью? – уточняет Грантэр.
Женщина закатывает глаза.
- Я же даже не цитировала Марло. Что за склонность отождествлять свободу со злом.
Он бросает взгляд на Анжольраса. Тот прекрасен, но Грантэру всё равно необъяснимо больно видеть его застывшим.
- Что надо делать?
- Выбор между жизнью с ним и жизнью без него.
- Сопутствующие факторы?
- Если ты откажешься от него, патроны окажутся холостыми. Это будет салют в честь победителей. Этот полк встанет на вашу сторону. Не стану портить тебе впечатление подробным пересказом, но к закату следующего дня Париж будет ваш. Всё, о чём он мечтает, сбудется. Если ты решишь, что он того стоит, вас убьют. Каждому достанется по четыре пули. Ты потеряешь сознание и очнёшься в жизни, в которой он тебя увидит.
- Я должен размышлять, да?
- Большинство так делает, да.
Грантэр трёт бровь и поворачивается к Анжольрасу. Он не может дотянуться до его губ, но он всё равно целует его – прямо в пульсирующую на шее артерию.
- Что ты решил? – спрашивает женщина с серьёзным и почти страдальческим выражением лица, как будто это не очевидно.
- К черту Париж, - говорит Грантэр, вкладывая руку в ладонь Анжольраса.
И тот чуть поворачивает голову и произносит:
- Я так и думал.
И кивает женщине.
Грантэр начинает падать раньше, чем первая пуля пробивает ему голову.
Со временем всё, о чём мечтал Анжольрас, сбылось.