16.10.2013 в 20:20
Анон просто оставит здесь... Посмертие? Афтерлайф? Суровый джен, однако.
Странное нечтоОни не любили смотреть на мир. Даже Жеан, худой, мечтательный Жеан Прувер смущенно признался, что ему несколько неудобно смотреть "свысока".
Эпонина видела, как он пытался. Все вглядывался, слепо щурился, ждал... Чего ждал, спрашивается? Новых стихов?
Но здесь стихи рождались сами. Текли музыкой, едва уловимой, гармоничной до зубного скрежета или до беззвучных слез в светлом углу. Темных тут тоже не водилось.
А Прувер все ждал и, кажется, еще больше худел. И застенчиво улыбался.
- Никто еще не?...
- Никто.
Каждый день.
А потом он уходил к своим друзьям, и за ним шлейфом стелились новые рифмы, напевы, мысли... Снова до слез.
Зачем при этом пялиться на мир - Эпонина понять решительно не могла. Но и не спрашивала. Зачем?
- Никто?...
- Нет.
- А...
- Никогда.
Еще никогда так сильно ей не хотелось в темный угол.
***
Баронесса Понмерси ждала своего первенца.
Кажется, в этот день даже прозрачная вода начала отдавать хмелем. Или это была вина Грантера, умудрявшегося быть...или выглядеть пьяным даже здесь.
А еще он единственный, кто смог найти темный угол.
Эпонина никому из них не была так не благодарна, как Грантеру.
Все веселились, поздравляли того, кто, к счастью, задержался на том свете. Курфейрак произнес тост. Анжольрас одобрительно кивнул - он вообще мало разговаривал, а еще Эпонине временами казалось, что Грантер начал искать темный угол именно для него.
Курфейрак снова произнес тост, и на этот раз Прувер отчаянно покраснел.
Под одобрительный хохот студентов она незаметно выскользнула за дверь. Ей нужно было посмотреть. Снова.
- Я не помешаю...вам? - Эпонина удивленно вздрогнула, оглядываясь. А потом покачала головой и немного неловко похлопала ладонью рядом с собой.
Жан Вальжан сел рядом.
- Она счастлива.
- Он тоже. - Эпонина слишком громко и некрасиво шмыгнула носом, но господина рядом это нисколько не смутило.
- Это ведь вы сделали его таким... - Растерянно проговорил он.
- Нет. Вы. - Эпонина честно не хотела, чтобы простые два слова прозвучали так обвинительно.
Они просидели рядом до самого вечера. Или того, что здесь им называлось. А после Эпонина направилась в темный угол.
***
- Еще никто не?...
- Он вешал ей веточки вишен на уши.
Растерянно улыбнувшись, Жеан развернулся и ушел.
Эпонина беззвучно заплакала.
***
Вскоре среди них появился полицейский. Тот самый шпик, кто шпионил за ними тогда...еще в том мире.
Шпик, кажется, тоже об этом не забывал и всех сторонился, хотя никто и не думал к нему подходить. Хотя...
Вальжан не думал - он подходил. Но полицейский отшатывался, глядел абсолютно бешено, а иногда и вовсе начинал ругаться.
Даже гармонии Жеана Прувера несколько притихали от этих ругательств, но лишь для того, чтобы зазвучать еще невесомее, еще прекраснее через мгновение.
***
- На что смотришь?
- На что хочу. - Разговаривать со шпиком не хотелось. Особенно глядя как баронесса нянчит дочь, пока старший мальчишка пытается умыкнуть со стола отца... Со стола барона Понмерси огромное перо.
- Так он все таки жив... - Задумчиво проговорил Жавер. Впрочем, вскоре он замолк, то ли завороженный семейной идиллией, то ли просто задумавшысь о своем.
- А он ведь тебе должен. - Вдруг произнес он с внезапной яростью.
Эпонина отричательно покачала головой.
- Должен! Жизнью своей... Никчемной, бесполезной жизнью обязан! - Жавер рассмеялся, и от его смеха повеяло жаром адовых кострищ. - Но он счастлив! Жив и счастлив! И не помнит ни-чер-та! Не помнит долгов своих!
Смаргивая злые слезы, Эпонина вскочила, сжимая руки в кулаки.
- Да какое твое дело?!
Прекратив смеяться в одно мгновение, Жавер как-то сразу ссутулился, мрачно посмотрел на заплаканное лицо.
- Мне завидно.
Больше он не приходил. Но на Вальжана больше не ругался.
И снова воцарился мир.
***
- Еще никто не?...
На этот раз Эпонина не ответила. Но это и не нужно было.
За столом барона Понмерси сидел его старший сын и писал... Зачеркивал, комкал бумагу, пачкал худое и бледное лицо в чернилах. Сердился, снова безжалостно выбрасывал замаранные листы - и продолжал писать.
И, кажется, гармония Жеана Прувера взметнулась на миг ввысь, или наоборот - вниз, к тому, к долгожданному, к неожиданному.
И Грантер оторвался от бутылки с хмельной водой.
И Анжольрас вдруг взволнованно вздрогнул.
И Жавер осторожно сжал ладонь Вальжана.
А Эпонина улыбалась сквозь слезы - на самом первом, самом грязном из листов сын Мариуса уверенно написал:
"История Эпонины Тенардье, отважной девушки, спасшей жизнь барону Понмерси, записанные по воспоминаниям последнего."
***
...Они не любили смотреть на мир. Но теперь Эпонина была твердо уверена, что мир любит смотреть на них.
URL комментарияСтранное нечтоОни не любили смотреть на мир. Даже Жеан, худой, мечтательный Жеан Прувер смущенно признался, что ему несколько неудобно смотреть "свысока".
Эпонина видела, как он пытался. Все вглядывался, слепо щурился, ждал... Чего ждал, спрашивается? Новых стихов?
Но здесь стихи рождались сами. Текли музыкой, едва уловимой, гармоничной до зубного скрежета или до беззвучных слез в светлом углу. Темных тут тоже не водилось.
А Прувер все ждал и, кажется, еще больше худел. И застенчиво улыбался.
- Никто еще не?...
- Никто.
Каждый день.
А потом он уходил к своим друзьям, и за ним шлейфом стелились новые рифмы, напевы, мысли... Снова до слез.
Зачем при этом пялиться на мир - Эпонина понять решительно не могла. Но и не спрашивала. Зачем?
- Никто?...
- Нет.
- А...
- Никогда.
Еще никогда так сильно ей не хотелось в темный угол.
***
Баронесса Понмерси ждала своего первенца.
Кажется, в этот день даже прозрачная вода начала отдавать хмелем. Или это была вина Грантера, умудрявшегося быть...или выглядеть пьяным даже здесь.
А еще он единственный, кто смог найти темный угол.
Эпонина никому из них не была так не благодарна, как Грантеру.
Все веселились, поздравляли того, кто, к счастью, задержался на том свете. Курфейрак произнес тост. Анжольрас одобрительно кивнул - он вообще мало разговаривал, а еще Эпонине временами казалось, что Грантер начал искать темный угол именно для него.
Курфейрак снова произнес тост, и на этот раз Прувер отчаянно покраснел.
Под одобрительный хохот студентов она незаметно выскользнула за дверь. Ей нужно было посмотреть. Снова.
- Я не помешаю...вам? - Эпонина удивленно вздрогнула, оглядываясь. А потом покачала головой и немного неловко похлопала ладонью рядом с собой.
Жан Вальжан сел рядом.
- Она счастлива.
- Он тоже. - Эпонина слишком громко и некрасиво шмыгнула носом, но господина рядом это нисколько не смутило.
- Это ведь вы сделали его таким... - Растерянно проговорил он.
- Нет. Вы. - Эпонина честно не хотела, чтобы простые два слова прозвучали так обвинительно.
Они просидели рядом до самого вечера. Или того, что здесь им называлось. А после Эпонина направилась в темный угол.
***
- Еще никто не?...
- Он вешал ей веточки вишен на уши.
Растерянно улыбнувшись, Жеан развернулся и ушел.
Эпонина беззвучно заплакала.
***
Вскоре среди них появился полицейский. Тот самый шпик, кто шпионил за ними тогда...еще в том мире.
Шпик, кажется, тоже об этом не забывал и всех сторонился, хотя никто и не думал к нему подходить. Хотя...
Вальжан не думал - он подходил. Но полицейский отшатывался, глядел абсолютно бешено, а иногда и вовсе начинал ругаться.
Даже гармонии Жеана Прувера несколько притихали от этих ругательств, но лишь для того, чтобы зазвучать еще невесомее, еще прекраснее через мгновение.
***
- На что смотришь?
- На что хочу. - Разговаривать со шпиком не хотелось. Особенно глядя как баронесса нянчит дочь, пока старший мальчишка пытается умыкнуть со стола отца... Со стола барона Понмерси огромное перо.
- Так он все таки жив... - Задумчиво проговорил Жавер. Впрочем, вскоре он замолк, то ли завороженный семейной идиллией, то ли просто задумавшысь о своем.
- А он ведь тебе должен. - Вдруг произнес он с внезапной яростью.
Эпонина отричательно покачала головой.
- Должен! Жизнью своей... Никчемной, бесполезной жизнью обязан! - Жавер рассмеялся, и от его смеха повеяло жаром адовых кострищ. - Но он счастлив! Жив и счастлив! И не помнит ни-чер-та! Не помнит долгов своих!
Смаргивая злые слезы, Эпонина вскочила, сжимая руки в кулаки.
- Да какое твое дело?!
Прекратив смеяться в одно мгновение, Жавер как-то сразу ссутулился, мрачно посмотрел на заплаканное лицо.
- Мне завидно.
Больше он не приходил. Но на Вальжана больше не ругался.
И снова воцарился мир.
***
- Еще никто не?...
На этот раз Эпонина не ответила. Но это и не нужно было.
За столом барона Понмерси сидел его старший сын и писал... Зачеркивал, комкал бумагу, пачкал худое и бледное лицо в чернилах. Сердился, снова безжалостно выбрасывал замаранные листы - и продолжал писать.
И, кажется, гармония Жеана Прувера взметнулась на миг ввысь, или наоборот - вниз, к тому, к долгожданному, к неожиданному.
И Грантер оторвался от бутылки с хмельной водой.
И Анжольрас вдруг взволнованно вздрогнул.
И Жавер осторожно сжал ладонь Вальжана.
А Эпонина улыбалась сквозь слезы - на самом первом, самом грязном из листов сын Мариуса уверенно написал:
"История Эпонины Тенардье, отважной девушки, спасшей жизнь барону Понмерси, записанные по воспоминаниям последнего."
***
...Они не любили смотреть на мир. Но теперь Эпонина была твердо уверена, что мир любит смотреть на них.