Пишет Гость:
Пишет Гость:
08.07.2013 в 00:22
Я пыталась написать на заявку про Грантера-модельера. Но сюжет ушёл куда-то не туда, и когда я перечитывала фик, мне он показался бредятиной и ООС. Но если уж тут кто-то готов даже на абсентовые фломастеры...
читать на свой страх и рискПоследнюю неделю Грантер работал, не покладая рук. Так усердно, что если бы был обезьяной, уже успел бы эволюционировать в человека — и это стоило отпраздновать. В первую очередь это, а потом уже — удачный показ, потому что показы все были удачными, а работал Грантер очень редко. Он мог бы пойти в клуб. Или к кому-нибудь из своих приятелей.
Вместо этого Грантер, воровато оглянувшись по сторонам, выскользнул из здания и пошёл к своей машине. К чёрту! Всё к чёрту! Ещё не хватало слушать все эти унылые поздравления и рассказы о том, что символизирует его коллекция. Поиск скрытого смысла в каждом чихе.
Грантер усмехнулся. Сейчас он казался себе брюзгливым стариком, который сидит на лавочке и рассказывает, что нынешняя молодёжь совсем распоясалась.
На улице похолодало, небо заволокло тучами, и Грантер зябко кутался в кардиган. Он оставил машину далеко от входа, почти на самом конце стоянки, и теперь бежал к ней по газону. Красный Порше дожидался его на своё месте, совершенно одинокий, никто не успел обогнать Грантера и подкараулить у машины, чтобы взять интервью. Можно было спокойно сбегать.
Грантер плутал во дворам. Дворники вяло размазывали по ветровому стеклу первые капли капли дождя, а когда машина вывернула на широкую улицу, начался ливень, затянувший город мутной белёсой пеленой. Париж словно играл в викторианский Лондон с его унылыми пейзажами.
В дымке впереди маячила мужская фигура: кто-то голосовал на обочине, и Грантер затормозил, подъехав ближе. Юноша — словно сошедший с картин романтиков — попросил подбросить его до дома, и Грантер согласился. Им было по пути.
— Грантер, — представился он.
Никакой реакции. Видимо, его фамилия была юноше незнакома, и это слегка уязвило Грантера.
— Анжольрас. Приятно познакомится.
От закинул мокрую сумку на заднее сиденье и пристегнул ремень безопасности. Машина мягко тронулась с места. Анжольрас откинулся на спинку сидения, вытянул ноги под приборную панель. Грантер со своего места хорошо видел его коленки, обтянутые мокрой от дождя тёмно-синей тканью.
Когда они остановились на светофоре, Грантер наконец смог наконец рассмотреть своего спутника как следует. У Анжольраса было совершенно несовременное лицо. Грантеру, привыкшему к тяжёлым подбородкам и чётким скулам моделей, оно сперва показалось слишком округлым и женственным, но Анжольраса это, признаться, ничуть не портило. Как и крайне недовольное выражение лица. Не хотел бы Грантер, чтобы это недовольство предназначалось ему...
Он отвёл глаза и мягко нажал на педаль газа. Загорелся зелёный.
Они ехали в тишине и было слышно, как Анжольрас нервно барабанит пальцами по ручке дверцы. Он выглядел расстроенным: хмурился, кривил и покусывал губы, и, скосив глаза, Грантер заметил на его лице выражение крайней досады.
— Что случилось? — спросил Грантер, чтобы поддержать разговор.
Анжольрас дёрнулся, словно вопрос застал его врасплох. Ответил он не сразу, помедлив пару секунд:
— Провалил защиту докторской.
— Из-за чего? — Грантер кинул на него заинтересованный взгляд. Надо же, докторская диссертация. А по нему не скажешь.
— Конфликт с комиссией, — коротко ответил он. — По идеологическим причинам.
Грантер не стал спрашивать, что это были за идеологические причины: Анжольрас наверняка расскажет ему очень подробно. Так подробно, что Грантер заснёт за рулём от скуки.
— И доктором каких наук ты собирался стать?
— Политических.
Для политолога он был слишком хорошеньким. И слишком хорошо одетым. Он бы произвёл фурор на Pitti Uomo, но выглядел белой вороной среди старых хрычей «из академических кругов». Среди тех, кто приходил к его родителям, были и такие. Может, в 68м они и кидали бомбы в метро, но теперь могли разве что посыпать дорожки песком.
— Ну и зачем тебе эта докторская степень? Или ты собираешься идти в науку?
— Нет, конечно.
— А чем ты занимаешься?
Грантер ожидал ответ в духе «играю в гольф на поле возле нашего фамильного особняка». Такие, как Анжольрас, только этим и должны заниматься. Ну, может, ещё писать на досуге диссертацию. От скуки.
— Я журналист. Пишу для «Ле Монд».
— Ого.
— Политическое обозрение.
И это тоже было странно. Анжольрас выглядел отпрыском богатого семейства, а такие, в представлении Грантера, никогда бы не стали работать рядовым журналистом в газете. Разве что... «по идеологическим причинам».
— А ты кем работаешь? — спросил Анжольрас.
— Я модельер.
— Да? — с лёгким недоумением переспросил Анжольрас, и Грантер почувствовал на себе цепкий взгляд его голубых глаз.
— Не очень похож?
— Наверное, — Анжольрас пожал плечами. — Я не разбираюсь в модельерах.
На этом они разговор о Грантере закрыли: Анжольрас спросил его о работе, вероятно, из вежливости, просто потому, что стоило задать этот вопрос. Его, похоже, ни капли не интересовала личность Грантера, и тот почувствовал себя оскорблённым. Что-то новенькое. Обычно Грантера раздражало, когда в ответ люди начинали охать в притворном — или непритворном — восхищении, но равнодушие Анжольраса раздражало ещё больше. Вместо того, чтобы уделить внимания драгоценной персоне Грантера, Анжольрас оживлённо рассказывал ему о том, что какая-то дама-сенатор из Техаса отстрочила закон об абортах свой тринадцатичасовой речью. Грантер зевал от скуки.
— Неужели себе это совсем неинтересно? — спросил Анжольрас. Грантер услышал в его голосе непритворное огорчение.
— Ни капли. Какого чёрта меня должно волновать идиотское законодательство в США?
Анжольрас презрительно скривился.
— Ты и правда не понимаешь, что дело тут не в США, а в её героическом поступке?!
Грантер насмешливо фыркнул в ответ. «Героический поступок», надо же.
— Меня не волнует политика. Вообще. даже если кто-нибудь тринадцать часов трепался об абортах.
— Почему это? — запальчиво спросил Анжольрас. И Грантер на свою голову ответил.
— Мне и так неплохо живётся.
— И тебя не волнует, что кому-то живётся плохо?
Не надо было даже глядеть на Анжольраса, достаточно было тона голоса, чтобы понять, что за ответ «да» с него снимут шкуру. Грантера это не остановило.
— В мире всегда кому-нибудь живётся плохо, так уж он устроен. Если бы я волновался за всех подряд, то давно бы угодил в психушку. Так что лучше думать только о своей заднице, а не о чужой.
Анжольрас возмущённо фыркнул.
— Ужасно бесят такие люди, как ты! — сказал он, — которые уверены, что если какая-то проблема не касается их лично, то ничего с ней не надо делать. А тебя, естественно, никакие проблемы не касаются, у тебя задница в тепле. Типичный обыватель! «Спокойствие превыше всего!»
Да-да, именно так. С той самой секунды, как они коснулись темы политики, Грантер ожидал вспышки негодования. Идейные — они все такие, им только дай возможность поорать.
— Эй, я модельер, а не офисный планктон, — возразил он.
— Отличное оправдание. Легко отделить себя от серой массы якобы творческой профессией. И думать: «Вот со мной точно ничего не случится».
— А что со мной может случиться? Я стану арабкой-лесбиянкой?
— Не в этом дело, хотя ты можешь стать, например, инвалидом... особенно, если не будешь смотреть на дорогу, — Грантер вздрогнул и отвернулся от Анжольраса. — Так вот, дело не в этом. Дело в том, что тебе плевать на всех остальных.
— Предлагаешь отдать все свои деньги африканским сиротам?
— Причём тут это? — Анжольрас откинулся на спинку кресла. Голос его звучал спокойно и немного устало. — У Франции хватает своих социальных проблем. Мизогиния, гомофобия, эйблизм, эйджизм, проблемы эмигрантов, экология, зоозащита... Люди любят прикрываться африканскими детишками, которых пару раз видели на фотографиях, чтобы не обращать внимания на то, что происходит у них под носом. Женщины до сих пор получают на двадцать процентов меньше, чем мужчины, и мало кого это волнует. О проблемах инвалидов вообще задумываются только инвалиды, как будто достаточно пандусов и автобусов с низким полом.
— А что в этом плохого-то?
Анжольрас закусил губу.
— Для того, чтобы избавиться от расизма, недостаточно просто убрать умывальники «для чёрных». Для того, чтобы избавиться от эйблизма, недостаточно просто сделать пандусы.
Теперь Грантер слушал внимательней. Речи Анжольраса раздражали его, били по больному, по его устроенной жизни и привычному цинизму, но возразить Грантеру было нечем. Ему оставалось только злиться на этого прекраснодушного юнца — и соглашаться с ним.
Дождь прекратился, тучи рвались клочьями, оставляя ярко-голубое небо над головами. Вскоре выглянуло солнце, оно висело низко, слепя глаза Грантеру и Анжольрасу. Асфальт под колёсами блестел от воды.
Сверившись с картой, Грантер свернул на улочку, мощёную брусчаткой. Старая часть города, тут придётся попетлять.
— Высади меня здесь, — раздражённо сказал он. — Я дойду до дома.
Грантер не остановился.
— Я довезу, — сказал он, сам не понимая, почему не хочет побыстрее проститься с раздражающим попутчиком.
URL комментариячитать на свой страх и рискПоследнюю неделю Грантер работал, не покладая рук. Так усердно, что если бы был обезьяной, уже успел бы эволюционировать в человека — и это стоило отпраздновать. В первую очередь это, а потом уже — удачный показ, потому что показы все были удачными, а работал Грантер очень редко. Он мог бы пойти в клуб. Или к кому-нибудь из своих приятелей.
Вместо этого Грантер, воровато оглянувшись по сторонам, выскользнул из здания и пошёл к своей машине. К чёрту! Всё к чёрту! Ещё не хватало слушать все эти унылые поздравления и рассказы о том, что символизирует его коллекция. Поиск скрытого смысла в каждом чихе.
Грантер усмехнулся. Сейчас он казался себе брюзгливым стариком, который сидит на лавочке и рассказывает, что нынешняя молодёжь совсем распоясалась.
На улице похолодало, небо заволокло тучами, и Грантер зябко кутался в кардиган. Он оставил машину далеко от входа, почти на самом конце стоянки, и теперь бежал к ней по газону. Красный Порше дожидался его на своё месте, совершенно одинокий, никто не успел обогнать Грантера и подкараулить у машины, чтобы взять интервью. Можно было спокойно сбегать.
Грантер плутал во дворам. Дворники вяло размазывали по ветровому стеклу первые капли капли дождя, а когда машина вывернула на широкую улицу, начался ливень, затянувший город мутной белёсой пеленой. Париж словно играл в викторианский Лондон с его унылыми пейзажами.
В дымке впереди маячила мужская фигура: кто-то голосовал на обочине, и Грантер затормозил, подъехав ближе. Юноша — словно сошедший с картин романтиков — попросил подбросить его до дома, и Грантер согласился. Им было по пути.
— Грантер, — представился он.
Никакой реакции. Видимо, его фамилия была юноше незнакома, и это слегка уязвило Грантера.
— Анжольрас. Приятно познакомится.
От закинул мокрую сумку на заднее сиденье и пристегнул ремень безопасности. Машина мягко тронулась с места. Анжольрас откинулся на спинку сидения, вытянул ноги под приборную панель. Грантер со своего места хорошо видел его коленки, обтянутые мокрой от дождя тёмно-синей тканью.
Когда они остановились на светофоре, Грантер наконец смог наконец рассмотреть своего спутника как следует. У Анжольраса было совершенно несовременное лицо. Грантеру, привыкшему к тяжёлым подбородкам и чётким скулам моделей, оно сперва показалось слишком округлым и женственным, но Анжольраса это, признаться, ничуть не портило. Как и крайне недовольное выражение лица. Не хотел бы Грантер, чтобы это недовольство предназначалось ему...
Он отвёл глаза и мягко нажал на педаль газа. Загорелся зелёный.
Они ехали в тишине и было слышно, как Анжольрас нервно барабанит пальцами по ручке дверцы. Он выглядел расстроенным: хмурился, кривил и покусывал губы, и, скосив глаза, Грантер заметил на его лице выражение крайней досады.
— Что случилось? — спросил Грантер, чтобы поддержать разговор.
Анжольрас дёрнулся, словно вопрос застал его врасплох. Ответил он не сразу, помедлив пару секунд:
— Провалил защиту докторской.
— Из-за чего? — Грантер кинул на него заинтересованный взгляд. Надо же, докторская диссертация. А по нему не скажешь.
— Конфликт с комиссией, — коротко ответил он. — По идеологическим причинам.
Грантер не стал спрашивать, что это были за идеологические причины: Анжольрас наверняка расскажет ему очень подробно. Так подробно, что Грантер заснёт за рулём от скуки.
— И доктором каких наук ты собирался стать?
— Политических.
Для политолога он был слишком хорошеньким. И слишком хорошо одетым. Он бы произвёл фурор на Pitti Uomo, но выглядел белой вороной среди старых хрычей «из академических кругов». Среди тех, кто приходил к его родителям, были и такие. Может, в 68м они и кидали бомбы в метро, но теперь могли разве что посыпать дорожки песком.
— Ну и зачем тебе эта докторская степень? Или ты собираешься идти в науку?
— Нет, конечно.
— А чем ты занимаешься?
Грантер ожидал ответ в духе «играю в гольф на поле возле нашего фамильного особняка». Такие, как Анжольрас, только этим и должны заниматься. Ну, может, ещё писать на досуге диссертацию. От скуки.
— Я журналист. Пишу для «Ле Монд».
— Ого.
— Политическое обозрение.
И это тоже было странно. Анжольрас выглядел отпрыском богатого семейства, а такие, в представлении Грантера, никогда бы не стали работать рядовым журналистом в газете. Разве что... «по идеологическим причинам».
— А ты кем работаешь? — спросил Анжольрас.
— Я модельер.
— Да? — с лёгким недоумением переспросил Анжольрас, и Грантер почувствовал на себе цепкий взгляд его голубых глаз.
— Не очень похож?
— Наверное, — Анжольрас пожал плечами. — Я не разбираюсь в модельерах.
На этом они разговор о Грантере закрыли: Анжольрас спросил его о работе, вероятно, из вежливости, просто потому, что стоило задать этот вопрос. Его, похоже, ни капли не интересовала личность Грантера, и тот почувствовал себя оскорблённым. Что-то новенькое. Обычно Грантера раздражало, когда в ответ люди начинали охать в притворном — или непритворном — восхищении, но равнодушие Анжольраса раздражало ещё больше. Вместо того, чтобы уделить внимания драгоценной персоне Грантера, Анжольрас оживлённо рассказывал ему о том, что какая-то дама-сенатор из Техаса отстрочила закон об абортах свой тринадцатичасовой речью. Грантер зевал от скуки.
— Неужели себе это совсем неинтересно? — спросил Анжольрас. Грантер услышал в его голосе непритворное огорчение.
— Ни капли. Какого чёрта меня должно волновать идиотское законодательство в США?
Анжольрас презрительно скривился.
— Ты и правда не понимаешь, что дело тут не в США, а в её героическом поступке?!
Грантер насмешливо фыркнул в ответ. «Героический поступок», надо же.
— Меня не волнует политика. Вообще. даже если кто-нибудь тринадцать часов трепался об абортах.
— Почему это? — запальчиво спросил Анжольрас. И Грантер на свою голову ответил.
— Мне и так неплохо живётся.
— И тебя не волнует, что кому-то живётся плохо?
Не надо было даже глядеть на Анжольраса, достаточно было тона голоса, чтобы понять, что за ответ «да» с него снимут шкуру. Грантера это не остановило.
— В мире всегда кому-нибудь живётся плохо, так уж он устроен. Если бы я волновался за всех подряд, то давно бы угодил в психушку. Так что лучше думать только о своей заднице, а не о чужой.
Анжольрас возмущённо фыркнул.
— Ужасно бесят такие люди, как ты! — сказал он, — которые уверены, что если какая-то проблема не касается их лично, то ничего с ней не надо делать. А тебя, естественно, никакие проблемы не касаются, у тебя задница в тепле. Типичный обыватель! «Спокойствие превыше всего!»
Да-да, именно так. С той самой секунды, как они коснулись темы политики, Грантер ожидал вспышки негодования. Идейные — они все такие, им только дай возможность поорать.
— Эй, я модельер, а не офисный планктон, — возразил он.
— Отличное оправдание. Легко отделить себя от серой массы якобы творческой профессией. И думать: «Вот со мной точно ничего не случится».
— А что со мной может случиться? Я стану арабкой-лесбиянкой?
— Не в этом дело, хотя ты можешь стать, например, инвалидом... особенно, если не будешь смотреть на дорогу, — Грантер вздрогнул и отвернулся от Анжольраса. — Так вот, дело не в этом. Дело в том, что тебе плевать на всех остальных.
— Предлагаешь отдать все свои деньги африканским сиротам?
— Причём тут это? — Анжольрас откинулся на спинку кресла. Голос его звучал спокойно и немного устало. — У Франции хватает своих социальных проблем. Мизогиния, гомофобия, эйблизм, эйджизм, проблемы эмигрантов, экология, зоозащита... Люди любят прикрываться африканскими детишками, которых пару раз видели на фотографиях, чтобы не обращать внимания на то, что происходит у них под носом. Женщины до сих пор получают на двадцать процентов меньше, чем мужчины, и мало кого это волнует. О проблемах инвалидов вообще задумываются только инвалиды, как будто достаточно пандусов и автобусов с низким полом.
— А что в этом плохого-то?
Анжольрас закусил губу.
— Для того, чтобы избавиться от расизма, недостаточно просто убрать умывальники «для чёрных». Для того, чтобы избавиться от эйблизма, недостаточно просто сделать пандусы.
Теперь Грантер слушал внимательней. Речи Анжольраса раздражали его, били по больному, по его устроенной жизни и привычному цинизму, но возразить Грантеру было нечем. Ему оставалось только злиться на этого прекраснодушного юнца — и соглашаться с ним.
Дождь прекратился, тучи рвались клочьями, оставляя ярко-голубое небо над головами. Вскоре выглянуло солнце, оно висело низко, слепя глаза Грантеру и Анжольрасу. Асфальт под колёсами блестел от воды.
Сверившись с картой, Грантер свернул на улочку, мощёную брусчаткой. Старая часть города, тут придётся попетлять.
— Высади меня здесь, — раздражённо сказал он. — Я дойду до дома.
Грантер не остановился.
— Я довезу, — сказал он, сам не понимая, почему не хочет побыстрее проститься с раздражающим попутчиком.
Пишет Гость:
08.07.2013 в 00:22
в один пост не влезло. концовка
читать дальшеДальше они ехали молча. Грантер украдкой поглядывал на Анжольраса и думал, на что же он променял вечеринку. На то, чтобы очень заносчивый и очень хорошенький журналист из «Ле Монд», проваливший защиту диссертации, рассказывал Грантеру о том, что он безвольное дерьмо, которое сидит на жопе, когда надо творить историю. И самое удивительное, что на мгновение Грантеру и правда показалось, что надо бы пойти творить историю вместе с Анжольрасом. Было во всём этом что-то до боли знакомое, но Грантер не мог уловить, что именно.
Они быстро свернули с туристических улиц, и вскоре Грантер остановился у белого трёхэтажного домика.
— Спасибо.
Анжольрас стащил свою сумку с заднего сиденья вышел из машины. Грантер не двигался, глядя, как его стройная высокая фигура исчезает в дверном проёме. И тут он вдруг вспомнил.
Грантеру тогда было шестнадцать, и он зачитывался «Над пропастью во ржи» и антиутопиями. Тогда взрослые ему казались глупыми и лицемерными, привыкшими к спокойной жизни и готовыми на всё ради неё. Главное — стабильность. Главное, чтобы задница была в тепле.
Грантер треснул ладонью по приборной панели. Какого чёрта через пятнадцать лет ему говорит о том же случайный попутчик?!
Он тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла.
На заднем сиденье что-то завибрировало. Он всё ещё не сдвинулся с места, так что ничего не заглушало этот звук. Грантер повернулся к заднему сиденью. На нём обнаружился незнакомый телефон с флагом Франции на задней панельке. Пятый айфон — то, что нужно юному революционеру. Наверное, он выпал из сумки Анжольраса, когда тот бросил её на сиденье.
Грантер распахнул дверь и вышел из машины. Интересно, на каком этаже живёт Анжольрас?
URL комментариячитать дальшеДальше они ехали молча. Грантер украдкой поглядывал на Анжольраса и думал, на что же он променял вечеринку. На то, чтобы очень заносчивый и очень хорошенький журналист из «Ле Монд», проваливший защиту диссертации, рассказывал Грантеру о том, что он безвольное дерьмо, которое сидит на жопе, когда надо творить историю. И самое удивительное, что на мгновение Грантеру и правда показалось, что надо бы пойти творить историю вместе с Анжольрасом. Было во всём этом что-то до боли знакомое, но Грантер не мог уловить, что именно.
Они быстро свернули с туристических улиц, и вскоре Грантер остановился у белого трёхэтажного домика.
— Спасибо.
Анжольрас стащил свою сумку с заднего сиденья вышел из машины. Грантер не двигался, глядя, как его стройная высокая фигура исчезает в дверном проёме. И тут он вдруг вспомнил.
Грантеру тогда было шестнадцать, и он зачитывался «Над пропастью во ржи» и антиутопиями. Тогда взрослые ему казались глупыми и лицемерными, привыкшими к спокойной жизни и готовыми на всё ради неё. Главное — стабильность. Главное, чтобы задница была в тепле.
Грантер треснул ладонью по приборной панели. Какого чёрта через пятнадцать лет ему говорит о том же случайный попутчик?!
Он тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла.
На заднем сиденье что-то завибрировало. Он всё ещё не сдвинулся с места, так что ничего не заглушало этот звук. Грантер повернулся к заднему сиденью. На нём обнаружился незнакомый телефон с флагом Франции на задней панельке. Пятый айфон — то, что нужно юному революционеру. Наверное, он выпал из сумки Анжольраса, когда тот бросил её на сиденье.
Грантер распахнул дверь и вышел из машины. Интересно, на каком этаже живёт Анжольрас?
@темы: категория: джен, автор: неизвестен, персонаж: Анжольрас, персонаж: Грантер, персонажи: младшее поколение, рейтинг: G — PG-13, тред: 34