Оригинал - A New Hope, Lisapahud archiveofourown.org/works/1822039
Пишет Гость:
ночной переводной вальвер, 1Восстание было подавлено и, хотя Жавер понимал, что это не конец, а начатое горсткой людей в Париже вызовет к жизни другие баррикады, наступило временное затишье.
Большинство повстанцев были арестованы той ночью. Многие просто сдались из-за численного превосходства, понимая, что помощи ждать неоткуда, а борьба означает верную смерть. Студенты с баррикады, в которую он внедрился, не относились к числу сдавшихся. Все они сражались до последнего и были мертвы, среди них девушка, дочь Тенардье, и мальчишка, разоблачивший его – как же они были молоды. Слишком молоды.
Единственным выжившим, насколько ему было известно, был юноша, которого он позволил спасти Вальжану, даже помог ему. Однако поскольку никто, кроме него, не знал о его принадлежности к повстанцам – он не был самым заметным во время подготовки к революции, и поскольку доктор, вызванный месье Жильнорманом, не последовал приказу донести о своём пациенте, беспокоиться было не о чем.
Улицы снова стали безопасными, как будто той ночи не было, и Жавер позаботился, чтобы так оно и оставалось, как только вернулся к работе – несмотря на письмо, которое он отважился написать в префектуру. К счастью, факт его присутствия на баррикаде в течение ночи, в основном в качестве пленника восставших, и его возвращение на работу на следующий день сыграли ему на руку. Его начальство посчитало, что он был не в себе от усталости. Они простили адресованные им замечания, и Жавер предпочёл не возражать.
Конечно, когда он писал письмо, то не планировал возвращаться на работу, но благодаря одному преступнику (бывшему преступнику, на самом деле, ведь он раскрыл себя вместо того, чтобы обличить Жавера) встреча с дном Сены была отменена. Хотя, вроеятно, его должно было беспокоить вмешательство Вальжана, он чувствовал только благодарность.
Когда он пришёл на мост Менял, всё казалось бесцветным. Знакомый ему мир был разрушен, он ничего не понимал, а от мыслей кругом шла голова, но яснее не становилось. Самоубийство в такой ситуации казалось единственным верным решением.
Возвращение на улицу Вооружённого человека с Вальжаном казалось чем-то рутинным. Но стальная хватка на его предплечье, та, что остановила его на парапете, не исчезала, а у него просто не осталось сил бороться с человеком старше себя, который, пронеся через канализации юношу, всё ещё был сильнее его. Ему пришлось оставить парапет и пойти за своим вероятным спасителем по улицам Парижа.
Зверь пригласил охотника в свою нору.
Если быть честным, он едва ли помнил остаток ночи, сохранив в памяти лишь то, что Вальжан заботился о нём, как никто ранее, предложил ему еду и укрытие – от всего мира и его собственных демонов. Он предоставил ему возможность выспаться, отдохнуть, а когда Жавер проснулся в тёплой постели и, спотыкаясь, вышел из комнаты, то увидел на кухне Вальжана и его дочь, Козетту, ребёнка той девки, ради которой он сбежал в Монрейле-Приморском, и понял, что не хочет умирать.
Он всё ещё чувствовал себя потерянным, не мог осознать, как может преступник быть хорошим человеком, почти святым, но был уверен, что поймёт, что смерть являлась не решением, а отступлением. Единственное, что он неспособен был сделать – это сдаться, так что он решил жить дальше и разобраться в новом мире с множеством оттенков серого.
То утро стало началом новой эры. Он был признателен Вальжану за компанию, несмотря на то, как настороженно тот ждал его реакции – инспектор не был уверен, боится ли тот ареста или возвращения к Сене. Однако неловкость рассеялась за завтраком. Постоянный щебет Козетты, её удовольствие от того, что в доме отца наконец появились гости, были вполне приемлемы. Жавер был вынужден признать, что Вальжан хорошо её воспитал – ничто не выдавало её происхождения.
С того дня Жавер частенько заглядывал к ним, особенно после того как Козетта стала проводить всё больше времени с юношей, Мариусом, и он стал единственным, что интересовало Вальжана. Со временем Жавер понял, что был последним связующим звеном между ним и внешним миром и, чем ближе была свадьба, тем более замкнутым он становился, отказываясь это признать.
Всё это длилось до момента, когда Жавер, как обычно, зашёл к Вальжану после работы и обнаружил, что тот не навещал свою дочь. Козетта готовилась к свадьбе в доме на улице Сестёр страстей господних, причём семья Мариуса присматривала за приличиями, чтобы до церемонии не случилось ничего неподобающего. Жавер знал, что визиты Вальжана становились всё короче, но их никогда не отменяли совсем.
- Почему ты не навестил Козетту?- требовательно спросил он, не тратя ни секунды, потому что эти визиты были единственным, что заставляло Вальжана улыбаться, и он ничего не желал сильнее, чем видеть, как счастье смягчает его черты.
О, он не сомневался, что Вальжан был рад его видеть. Жаверу не нужно было постоянно слышать заверения в том, как он нужен; он знал, что был желанным гостем в большей степени, чем когда-либо мог представить, но Вальжан не уставал повторять, как благодарен за его присутствие и его дружбу.
- Сегодня я наконец-то поговорил с Мариусом,- ответил Вальжан, не заботясь о логической связке. – Я рассказал о моём прошлом и попросил сказать Козетте, что отправляюсь в далёкое путешествие. Лучшим выходом будет, если я оставлю её.
- С ума сошёл?- воскликнул Жавер со свойственным ему тактом.- Покинуть собственную дочь, как такое может быть лучшим выходом?!
Он не мог поверить своим ушам. Козетта была лучиком света в жизни Вальжана. Он не мог просто прийти к Понмерси и всё рассказать, потому что Мариус сказал бы то же самое. Значит, он расписал всё плохое, что когда-либо совершал, и умолчал о хорошем. Эта склонность играть мученика становилась весьма раздражающей.
- Я преступник. Если это станет известно, её репутация будет уничтожена. Нет, я не могу пойти на такой риск.
- Но кто тебя разоблачит? Никто не помнит, кто такой Жан Вальжан, а те, кто помнят, думают, что он мёртв. Единственные, кто знают, что ты жив – я и Понмерси. Если он любит свою будущую жену, то никому не скажет.
- Тенардье знает,- возразил Вальжан.
- Тенардье никто не поверит, если он попробует донести властям. Учитывая то, что он окажется в ловушке, если его узнают, я сомневаюсь, что он это сделает.
- Он мог бы пойти к ней,- не согласился Вальжан.- Не в первый раз он попытается достать меня, используя её. Правда разобьёт ей сердце.
- Так расскажи ей, прежде чем это сделает он,- раздражённо вздохнул Жавер.- Расскажи всё, и Тенардье ничего не сможет сделать.
Вальжан покачал головой, и Жавер с трудом удержал себя от того, чтобы схватить его за плечи и трясти, пока не поймёт эту извилистую логику. Что, чёрт побери, с ним не так? Всё, что Вальжану надо сделать – рассказать дочери правду. Можно даже не вдаваться в детали относительно рода занятий её матери, только сказать, что Вальжан знал её и пообещал позаботиться о Козетте.
- Вальжан, она твоя дочь. Она любит тебя больше, чем кого бы то ни было. Я сомневаюсь, что сказанное тобой может это изменить. Она будет рада узнать правду, потому что, я уверен, у неё накопились вопросы. Она успокоит тебя точно так же. Как ты можешь не доверять собственной дочери?
Жавер увидел мириад эмоций, промелькнувших на лице Вальжана, прежде чем он овладел собой. Среди них преобладала боль, и он был поражён, услышав горький смех, так неподходящий человеку, которого он знал.
- Именно это я говорил себе десять лет назад.
Жавер замолчал, потому что, действительно, что он мог сказать в ответ?
Десять лет назад, Монрейль-Приморский, месье Мадлен… Тогда они были близки. Да, весь город знал об их частых спорах, но они работали вместе, и стали друзьями, и чем-то большим, для оформления чего требовалось время. Кто знает, к чему привела бы их жизнь, если бы не перевернувший всё разговор.
Когда они решили признаться друг другу в том, что происходит в их жизни, пришла новость об аресте Вальжана. Жавер, разумеется, сказал об этом Мадлену, заинтересованному его непривычной рассеянностью. Реакция Мадлена несколько отличалось от ожидаемой.
Вальжан признался во всём, уже планируя остановить суд прежде, чем приговорят невиновного. Он мог продолжать притворяться, продолжить фарс, и его преследование закончилось бы, он был бы спасён. Он решил не делать этого и теперь, десять лет спустя, когда Жавер думал о том времени, события представлялись ему в ином свете. Тогда он не был так рассудителен и поступил ужасно.
С той ночи, когда Вальжан спас его, он пытался не упоминать прошлое, и Вальжан поступил так же. Они никогда не говорили о Монрейле. Довольно наивно с его стороны было думать, что, если они не говорили об этом, всё было забыто. Однако он позволил себе в это поверить, и тем больнее воспоминания о сделанном поразили его.
- Вальжан,- начал он, но не нашёлся, что сказать.
Разве мог он найти подходящие слова, чтобы извиниться за хаос, в который превратилась жизнь Вальжана? Разве мог просить прощения за разрушенную веру в доброту человечества? Разве мог извиниться за разбитые мечты о том, что могло бы быть?
- Она бы так не сделала,- попытался он, понимая, что ничто не поможет исправить случившееся, но надеясь убедить Вальжана не причинять Козетте ту же боль, что когда-то была причинена ему.
- Я не могу рисковать. Лучше я никогда не встречусь с ней, но останусь хорошим в её глазах, чем увижу в них отвращение,- сказал Вальжан голосом, пресекающим дальнейшие дискуссии.- Я больше не хочу об этом говорить. Это моё решение, и я знаю, что сделаю её жизнь только лучше.
Жавер не настаивал, понимая, что не скажет ничего, способного залечить рану, причинявшую боль десять лет. Он опоздал с покаянием, и теперь Козетта и Вальжан пострадают из-за него. Неважно, что он сделает, он всё равно не исправит урон, нанесённый тогда, когда он исполнял свой долг без всякого милосердия.
Он позволил Вальжану сменить тему, но мысли о разговоре не оставляли его спустя часы после ухода с улицы Вооружённого человека.
Пишет Гость:
ночной переводной, 2Надо было что-то делать. Ему нужно было как-то исправить отношения отца и дочери. Вальжан столько сделал для него, спас его жизнь дважды в один день, подарил волю к жизни и приветствовал его возвращение, как будто ему не причиняли зла. Да, Вальжан простил его, сказав, что тот просто выполнял свой долг, но с таким извинением нельзя было примириться. У него были обязательства, которые привели его на улицу Сестёр страстей господних.
-Месье инспектор?- слуга Баск, открывший дверь, смотрел на него с недоверием и беспокойством.
- Я пришёл поговорить с месье Понмерси и мадмуазель Фошлеван. Дело важное и касается отца мадмуазель. Однако,- продолжил он, увидев, как округляются глаза Баска,- не тревожьте их чрезмерно, с ним ничего не случилось.
- Конечно, месье. Пожалуйста, следуйте за мной.
Жавера провели в прихожую и оставили ожидать собеседников. Они пришли быстро, особенно Козетта, почти бежавшая, чтобы скорее получить новости о её любимом отце, за которого она так беспокоилась. Реакция Мариуса была совсем иной. Он побледнел и, казалось, готов был упасть в обморок. Неужели он так беспокоился, как воспримет Козетта возможную новость об аресте отца?
- Инспектор Жавер!- воскликнули оба, Козетта с радостным удивлением, зная, что только он мог принести новости об отце, Мариус в полнейшем недоумении.
- Как получилось, что вы живы?- спросил он, и Козетта посмотрела на него с непониманием.
Жавер тоже был удивлён, но по иной причине. Он, разумеется, понимал мысль – Мариус видел, как его отвели в переулок за «Мюзен», чтобы застрелить, но надеялся, что у Вальжана хватит здравого смысла сообщить, что он не убийца. Он, очевидно, заблуждался.
Он сдержанно поднял брови.
- Я думал, что…- продолжил Мариус, но замолк, не желая заканчивать предложение в присутствии Козетты.
- Вы думали, что месье Фошлеван убил меня на баррикаде,- закончил он и услышал гневный вздох Козетты.
Несмотря на то, что, по его мнению, Понмерси заслуживал небольшую головомойку от свой невесты, Вальжан вряд ли будет благодарен за вызванный раздор.
- Не судите юношу слишком строго, мадмуазель. Ваш отец притворился, что убил меня, чтобы освободить из рук повстанцев, и Мариус стал тому свидетелем. Поскольку вскоре его ранили, он не помнит, что видел меня позже, а ваш отец, очевидно, не поставил его в известность.
Козетта немного смягчилась, но довольной не выглядела.
- Всё же он поверил, что мой милый папа убийца,- она хмуро посмотрела на Мариуса, которому хватило совести отшатнуться, и Жавер почти усмехнулся. Почти.
- Ваш отец рассказал Мариусу кое-что, что, к сожалению, выставило его в невыгодном свете,- продолжил Жавер, жестом остановив готового вмешаться Мариуса. Они с Козеттой бросили на него взгляд, заставивший замолчать.- Мадмуазель, я пришёл против воли вашего отца, поскольку он предпочёл бы оставить вас в неведении из-за страха перед вашим разочарованием.
- Но нет ничего, что могло бы заставить меня увидеть его в другом свете!- воскликнула она, и собеседники нахмурились – каждый из-за своих мыслей.
- Пожалуйста, мадмуазель…
- Козетта, инспектор! Я уже просила вас звать меня Козеттой. Вы лучший друг моего папы.
Мариус потерял дар речи, не в силах связать сказанное со знанием о её отце.
- Козетта, пожалуйста, позволь мне всё объяснить,- взмолился Жавер.- Твоему будущему мужу уже кое-что известно, но, подозреваю, твой отец упустил некоторые значимые подробности.
Они сели и внимательно слушали рассказ Жавера о первом преступлении, приведшем Вальжана в тюрьму, о его многочисленных попытках побега, закончившихся удлинением срока, о том, как он ненавидел мир, выйдя на свободу, о епископе, подарившем ему милосердие, о новой жизни Мадлена, ставшего мэром и святым, о том, как он раскрыл себя, чтобы спасти невиновного, и после смерти Фантины бежал в Монфермейль, чтобы сдержать обещание и стать отцом Козетты. Он признался, что мало знает о годах после их исчезновения рядом с Малым Пикпюсом (на что Козетта отозвалась растворившимся в воздухе смешком) до встречи на баррикаде. Он продолжил рассказ о том, как Вальжан мог убить его, но вместо этого спас, а затем случайно столкнулся с ним и умолял помочь спасти Мариуса.
- Что?- воскликнули оба одновременно. Они не знали этой части истории, что вызвало у Жавера утомлённый вздох.
- Я полагаю, месье Фошлеван также не упомянул, что именно он пронёс вас сквозь клоаку к дому вашего деда,- Мариус только ошеломлённо кивнул в ответ.
- Этот человек святой!- воскликнул Мариус.- Как я только мог подумать, будто он дурной человек, я не знаю. Ох, почему он не рассказал мне всё вместо того, чтобы позволить мне поверить в худшее? Я считал, будто он убил вас и ограбил Мадлена.
Это удивило Жавера намного меньше, чем он ожидал.
- Думаю, он хотел, чтобы вы изгнали его из дома, запретили видеться с Козеттой,- сказал он.- Сделали то, что ему не под силу.
- Но зачем ему бросать меня?- спросила Козетта со слезами на глазах.
- Он знал, что, если он останется, правда так или иначе выйдет наружу, невозможно было скрывать её вечно.
- Но почему, почему он не доверился мне?- слёзы, стоявшие в глазах Козетты, скатились по щекам. Жавер сглотнул – он раскрыл все тайны Вальжана, пришло время для его собственного признания. Это будет непросто, но он всегда считал, что признавать ошибки важно.
- Боюсь, это моя вина,- ответил он, глядя чуть выше левого плеча Козетты, не в состоянии смотреть ей в глаза.
- Что значит – ваша вина?- смущённо спросила Козетта, нахмурившись.
Она не понимала. Нельзя было солгать, что он убедил её отца не доверяться ей, потому что, очевидно, тогда его бы здесь не было. Нет, он знал, что Козетта не поведёт себя недостойно, так почему, ради всего святого, это была его вина?
- Мы с вашим отцом были… друзьями в Монрейле-Приморском,- осторожно начал он.- Боюсь, моя реакция на правду была ужасной. Вещи, в которых я обвинил его… не могу надеяться на то, что когда-либо заглажу свою вину и буду прощён.
Он замолчал, не в состоянии вспоминать подробности обвинений, брошенных им тогда, обвинений, столь далёких от правды, что он не мог представить, как осмелился их произнести. Он опустил глаза, ожидая реакции, которая определённо должна последовать за таким заявлением.
К его величайшему удивлению, не прозвучало ни упреков, ни оскорблений. Нежная рука приподняла его подбородок и заставила посмотреть в лицо Козетте. Её глаза не обвиняли, а слёзы высохли на щеках, когда она тепло улыбнулась ему.
- Это было очень давно, инспектор,- мягко сказала она.- И я вижу, что мой отец простил вас, иначе он не посчитал бы вас достойным доверия. Он считает вас ближайшим другом.
Жавер вынудил себя улыбнуться в ответ на ласковое утешение. Тем не менее, его вина никогда не будет забыта, особенно учитывая то, что из-за его поступка Вальжан едва не покинул свою дочь. Он не прожил бы долго без неё, умер бы от разбитого сердца, и никто не смог бы его спасти.
- Да, я его друг,- повторил Жавер, и в этом радостном утверждении звучала печаль.
После Монрейля Жавер сделал всё, что в его силах, чтобы забыть зарождающееся чувство к Мадлену. Он почти преуспел, думая о нём не больше, чем того требовали обязанности. Однако когда он начал проводить время с Вальжаном, то был вынужден признаться себе – чувство никуда не исчезло и мстительно возвращалось. Дружба была большим, чем он мог надеяться, но меньшим, чем он желал.
Что-то близкое к пониманию промелькнуло в глазах Мариуса, что-то, в правильности чего он не был уверен. Но Козетта не видела в этом ничего плохого, так что её будущий муж позволил себе пока не обращать на это внимание и поговорить с ней позже. Может быть, он найдёт способ искупить ужасное поведение по отношению к тому, кого скоро станет звать отцом.
- Ваш отец,- снова начал Жавер, не желая дальше выслушивать банальности,- по-прежнему живёт на улице Вооружённого человека. Уверен, будет только лучше, если он повидается с вами и убедится, что, даже зная правду, вы любите его.
- Конечно же!- воскликнула Козетта, похоже, готовая отправляться к нему прямо сейчас, не переодеваясь.- Спасибо вам большое, инспектор!
Он был захвачен врасплох внезапным объятием, но не успел на него ответить.
- Вы поедете с нами, инспектор Жавер?- спросил Мариус, предположив, что это хорошая идея, но тот покачал головой.
- Как я говорил, я прибыл против воли месье Фошлевана. Я не думаю, что моё присутствие будет уместно.
Он кое о чём подумал, прежде чем прийти, но казалось важнее восстановить мир между членами семьи, а не беспокоиться о собственном месте в жизни Вальжана. Тяжело было об этом думать, но он получил больше, чем заслуживал, больше, чем должен был, если бы Вальжан не был таким всепрощающим.
- Я уверена, папа не будет на вас злиться,- настаивала Козетта.- Как только он поймёт, что вы сделали это ради него, он будет только благодарен.
- Конечно,- согласился Жавер, не желая спорить с девушкой, получившей упрямство от отца. Тем не менее, эта встреча принадлежит вам троим. Моё присутствие будет помехой для воссоединения. Пожалуйста, отправляйтесь без меня. Теперь я вынужден откланяться, мадмуазель, месье.
С этими словами он оставил их, довольно поспешно, но достигнув того, ради чего пришёл. Теперь дело было за детьми, и он был уверен, что Вальжану будут надоедать, пока он не примет их любовь и преданность. Он получит всё, что заслужил. Жизнь наконец-то будет к нему честна. Настал его зенит.
Пишет Гость:
ночной переводной, 3Жавер не заглянул на улицу Вооружённого человека в тот день, когда поговорил с Козеттой и Мариусом. Он понимал, что ему не будут рады, не после того, как он принял за спиной Вальжана меры, на которые тот никогда бы не согласился. Он смирился с неизбежным фактом потери единственного человека, которого мог назвать другом, и, пусть это причиняло боль, итог был закономерным.
С того момента, когда Вальжан объяснил ему, почему отказался поговорить с Козеттой, он знал, что заплатит за это, и было только справедливым самому привести в исполнение наказание. Да, это было правильным. Вальжан будет жить своей жизнью, в окружении семьи, а Жавер останется один, так что он больше не причинит боли никому так, как причинил однажды.
От унылых, тянущихся по кругу мыслей его оторвал стук в дверь. Он нахмурился, не представляя, кому понадобилось бы приходить в его квартиру, кроме разве что коллег, и тогда дело срочное. Вот проклятье!
Он быстро встал и решительно направился к двери, готовый сейчас же отправиться туда, где что-то случилось. Он остановился как вкопанный, открыв дверь и увидев Вальжана. Что ж, он думал, что его будут избегать, но, пожалуй, он должен выслушать упрёки. Он никогда не сдерживал свой критицизм, и у других не было причин поступать с ним иначе. Он молча позволил зайти и приготовился к бою. Зная Вальжана, это будут слова, а не настоящие удары, но он выдержит всё с гордо поднятой головой.
- Я не стану извиняться,- сказал он, безуспешно пытаясь прочитать мысли или чувства по глазам Вальжана.- Я бы сделал то же самое снова, даже если знал бы, что ты придёшь в ярость.
Это была правда, и он бы не сказал ничего другого. Вместо ожидаемого гнева он с удивлением обнаружил себя в крепких объятиях. В то время как Козетта практически бросилась ему на руки, Вальжан обхватил его руками и притянул к себе, пока не оказался достаточно близко.
Жавер насторожился. В отличие от дочери, Вальжан не отпускал его, пока он наконец не решился осторожно опустить дрожащие руки на широкую спину, не уверенный, что его не отвергнут. Его не оттолкнули, напротив, Вальжан позволил ему опустить голову на плечо и наслаждаться ощущением близости. Это было неправильно. Его не могли просто так простить.
- Спасибо,- прошептал Вальжан, касаясь его волос, и он прерывисто вздохнул, почти всхлипнул и, не в состоянии говорить, покачал головой, отказываясь от благодарности Вальжана за этот поступок.- Да, Жавер. Спасибо тебе. Ты не представляешь, как много ты для меня сделал, так что я буду повторять, пока не согласишься это признать.
Некоторое время никто из них не говорил и не двигался, затем Вальжан слегка отстранился, держа руки на плечах Жавера и глядя ему в глаза. Жавер знал, что представляет собой то ещё зрелище, возможно, с покрасневшими веками и воспалёнными глазами, но ему было бесконечно всё равно.
- Козетта сказала, что я слишком строг к себе. Что я заслуживаю хорошую жизнь и любовь окружающих. Я в этом сильно сомневаюсь, но и она, и Мариус говорили весьма уверенно. Ты с ними согласен?
Жавер кивнул, не понимая, к чему ведёт Вальжан, но готовый заверить, что это правда, потому что в душе он знал, как это верно, и сделал бы что угодно, чтобы убедить его. Если дочь и тот юноша поладили с ним, он определённо не собирался сводить на нет успех.
- Хорошо,- сказал Вальжан с улыбкой, подняв руку к его лицу. Проведя пальцами по щеке, он взял его за подбородок.
Жавер не мог пошевелиться, едва мог дышать, застыв от удивления, потому что это не могло случиться, не сейчас, не с ним, не после всего, что случилось в прошлый раз, когда события разворачивались подобным образом.
И всё же это случилось, и губы Вальжана коснулись его со всей нежностью мира, и он был прощён, а то, что он так отчаянно стремился достичь, было совсем рядом. В этот раз он не потерпит поражения.
URL комментария
Пишет Гость:
14.08.2014 в 23:51
ночной переводной вальвер, 1Восстание было подавлено и, хотя Жавер понимал, что это не конец, а начатое горсткой людей в Париже вызовет к жизни другие баррикады, наступило временное затишье.
Большинство повстанцев были арестованы той ночью. Многие просто сдались из-за численного превосходства, понимая, что помощи ждать неоткуда, а борьба означает верную смерть. Студенты с баррикады, в которую он внедрился, не относились к числу сдавшихся. Все они сражались до последнего и были мертвы, среди них девушка, дочь Тенардье, и мальчишка, разоблачивший его – как же они были молоды. Слишком молоды.
Единственным выжившим, насколько ему было известно, был юноша, которого он позволил спасти Вальжану, даже помог ему. Однако поскольку никто, кроме него, не знал о его принадлежности к повстанцам – он не был самым заметным во время подготовки к революции, и поскольку доктор, вызванный месье Жильнорманом, не последовал приказу донести о своём пациенте, беспокоиться было не о чем.
Улицы снова стали безопасными, как будто той ночи не было, и Жавер позаботился, чтобы так оно и оставалось, как только вернулся к работе – несмотря на письмо, которое он отважился написать в префектуру. К счастью, факт его присутствия на баррикаде в течение ночи, в основном в качестве пленника восставших, и его возвращение на работу на следующий день сыграли ему на руку. Его начальство посчитало, что он был не в себе от усталости. Они простили адресованные им замечания, и Жавер предпочёл не возражать.
Конечно, когда он писал письмо, то не планировал возвращаться на работу, но благодаря одному преступнику (бывшему преступнику, на самом деле, ведь он раскрыл себя вместо того, чтобы обличить Жавера) встреча с дном Сены была отменена. Хотя, вроеятно, его должно было беспокоить вмешательство Вальжана, он чувствовал только благодарность.
Когда он пришёл на мост Менял, всё казалось бесцветным. Знакомый ему мир был разрушен, он ничего не понимал, а от мыслей кругом шла голова, но яснее не становилось. Самоубийство в такой ситуации казалось единственным верным решением.
Возвращение на улицу Вооружённого человека с Вальжаном казалось чем-то рутинным. Но стальная хватка на его предплечье, та, что остановила его на парапете, не исчезала, а у него просто не осталось сил бороться с человеком старше себя, который, пронеся через канализации юношу, всё ещё был сильнее его. Ему пришлось оставить парапет и пойти за своим вероятным спасителем по улицам Парижа.
Зверь пригласил охотника в свою нору.
Если быть честным, он едва ли помнил остаток ночи, сохранив в памяти лишь то, что Вальжан заботился о нём, как никто ранее, предложил ему еду и укрытие – от всего мира и его собственных демонов. Он предоставил ему возможность выспаться, отдохнуть, а когда Жавер проснулся в тёплой постели и, спотыкаясь, вышел из комнаты, то увидел на кухне Вальжана и его дочь, Козетту, ребёнка той девки, ради которой он сбежал в Монрейле-Приморском, и понял, что не хочет умирать.
Он всё ещё чувствовал себя потерянным, не мог осознать, как может преступник быть хорошим человеком, почти святым, но был уверен, что поймёт, что смерть являлась не решением, а отступлением. Единственное, что он неспособен был сделать – это сдаться, так что он решил жить дальше и разобраться в новом мире с множеством оттенков серого.
То утро стало началом новой эры. Он был признателен Вальжану за компанию, несмотря на то, как настороженно тот ждал его реакции – инспектор не был уверен, боится ли тот ареста или возвращения к Сене. Однако неловкость рассеялась за завтраком. Постоянный щебет Козетты, её удовольствие от того, что в доме отца наконец появились гости, были вполне приемлемы. Жавер был вынужден признать, что Вальжан хорошо её воспитал – ничто не выдавало её происхождения.
С того дня Жавер частенько заглядывал к ним, особенно после того как Козетта стала проводить всё больше времени с юношей, Мариусом, и он стал единственным, что интересовало Вальжана. Со временем Жавер понял, что был последним связующим звеном между ним и внешним миром и, чем ближе была свадьба, тем более замкнутым он становился, отказываясь это признать.
Всё это длилось до момента, когда Жавер, как обычно, зашёл к Вальжану после работы и обнаружил, что тот не навещал свою дочь. Козетта готовилась к свадьбе в доме на улице Сестёр страстей господних, причём семья Мариуса присматривала за приличиями, чтобы до церемонии не случилось ничего неподобающего. Жавер знал, что визиты Вальжана становились всё короче, но их никогда не отменяли совсем.
- Почему ты не навестил Козетту?- требовательно спросил он, не тратя ни секунды, потому что эти визиты были единственным, что заставляло Вальжана улыбаться, и он ничего не желал сильнее, чем видеть, как счастье смягчает его черты.
О, он не сомневался, что Вальжан был рад его видеть. Жаверу не нужно было постоянно слышать заверения в том, как он нужен; он знал, что был желанным гостем в большей степени, чем когда-либо мог представить, но Вальжан не уставал повторять, как благодарен за его присутствие и его дружбу.
- Сегодня я наконец-то поговорил с Мариусом,- ответил Вальжан, не заботясь о логической связке. – Я рассказал о моём прошлом и попросил сказать Козетте, что отправляюсь в далёкое путешествие. Лучшим выходом будет, если я оставлю её.
- С ума сошёл?- воскликнул Жавер со свойственным ему тактом.- Покинуть собственную дочь, как такое может быть лучшим выходом?!
Он не мог поверить своим ушам. Козетта была лучиком света в жизни Вальжана. Он не мог просто прийти к Понмерси и всё рассказать, потому что Мариус сказал бы то же самое. Значит, он расписал всё плохое, что когда-либо совершал, и умолчал о хорошем. Эта склонность играть мученика становилась весьма раздражающей.
- Я преступник. Если это станет известно, её репутация будет уничтожена. Нет, я не могу пойти на такой риск.
- Но кто тебя разоблачит? Никто не помнит, кто такой Жан Вальжан, а те, кто помнят, думают, что он мёртв. Единственные, кто знают, что ты жив – я и Понмерси. Если он любит свою будущую жену, то никому не скажет.
- Тенардье знает,- возразил Вальжан.
- Тенардье никто не поверит, если он попробует донести властям. Учитывая то, что он окажется в ловушке, если его узнают, я сомневаюсь, что он это сделает.
- Он мог бы пойти к ней,- не согласился Вальжан.- Не в первый раз он попытается достать меня, используя её. Правда разобьёт ей сердце.
- Так расскажи ей, прежде чем это сделает он,- раздражённо вздохнул Жавер.- Расскажи всё, и Тенардье ничего не сможет сделать.
Вальжан покачал головой, и Жавер с трудом удержал себя от того, чтобы схватить его за плечи и трясти, пока не поймёт эту извилистую логику. Что, чёрт побери, с ним не так? Всё, что Вальжану надо сделать – рассказать дочери правду. Можно даже не вдаваться в детали относительно рода занятий её матери, только сказать, что Вальжан знал её и пообещал позаботиться о Козетте.
- Вальжан, она твоя дочь. Она любит тебя больше, чем кого бы то ни было. Я сомневаюсь, что сказанное тобой может это изменить. Она будет рада узнать правду, потому что, я уверен, у неё накопились вопросы. Она успокоит тебя точно так же. Как ты можешь не доверять собственной дочери?
Жавер увидел мириад эмоций, промелькнувших на лице Вальжана, прежде чем он овладел собой. Среди них преобладала боль, и он был поражён, услышав горький смех, так неподходящий человеку, которого он знал.
- Именно это я говорил себе десять лет назад.
Жавер замолчал, потому что, действительно, что он мог сказать в ответ?
Десять лет назад, Монрейль-Приморский, месье Мадлен… Тогда они были близки. Да, весь город знал об их частых спорах, но они работали вместе, и стали друзьями, и чем-то большим, для оформления чего требовалось время. Кто знает, к чему привела бы их жизнь, если бы не перевернувший всё разговор.
Когда они решили признаться друг другу в том, что происходит в их жизни, пришла новость об аресте Вальжана. Жавер, разумеется, сказал об этом Мадлену, заинтересованному его непривычной рассеянностью. Реакция Мадлена несколько отличалось от ожидаемой.
Вальжан признался во всём, уже планируя остановить суд прежде, чем приговорят невиновного. Он мог продолжать притворяться, продолжить фарс, и его преследование закончилось бы, он был бы спасён. Он решил не делать этого и теперь, десять лет спустя, когда Жавер думал о том времени, события представлялись ему в ином свете. Тогда он не был так рассудителен и поступил ужасно.
С той ночи, когда Вальжан спас его, он пытался не упоминать прошлое, и Вальжан поступил так же. Они никогда не говорили о Монрейле. Довольно наивно с его стороны было думать, что, если они не говорили об этом, всё было забыто. Однако он позволил себе в это поверить, и тем больнее воспоминания о сделанном поразили его.
- Вальжан,- начал он, но не нашёлся, что сказать.
Разве мог он найти подходящие слова, чтобы извиниться за хаос, в который превратилась жизнь Вальжана? Разве мог просить прощения за разрушенную веру в доброту человечества? Разве мог извиниться за разбитые мечты о том, что могло бы быть?
- Она бы так не сделала,- попытался он, понимая, что ничто не поможет исправить случившееся, но надеясь убедить Вальжана не причинять Козетте ту же боль, что когда-то была причинена ему.
- Я не могу рисковать. Лучше я никогда не встречусь с ней, но останусь хорошим в её глазах, чем увижу в них отвращение,- сказал Вальжан голосом, пресекающим дальнейшие дискуссии.- Я больше не хочу об этом говорить. Это моё решение, и я знаю, что сделаю её жизнь только лучше.
Жавер не настаивал, понимая, что не скажет ничего, способного залечить рану, причинявшую боль десять лет. Он опоздал с покаянием, и теперь Козетта и Вальжан пострадают из-за него. Неважно, что он сделает, он всё равно не исправит урон, нанесённый тогда, когда он исполнял свой долг без всякого милосердия.
Он позволил Вальжану сменить тему, но мысли о разговоре не оставляли его спустя часы после ухода с улицы Вооружённого человека.
Пишет Гость:
14.08.2014 в 23:53
ночной переводной, 2Надо было что-то делать. Ему нужно было как-то исправить отношения отца и дочери. Вальжан столько сделал для него, спас его жизнь дважды в один день, подарил волю к жизни и приветствовал его возвращение, как будто ему не причиняли зла. Да, Вальжан простил его, сказав, что тот просто выполнял свой долг, но с таким извинением нельзя было примириться. У него были обязательства, которые привели его на улицу Сестёр страстей господних.
-Месье инспектор?- слуга Баск, открывший дверь, смотрел на него с недоверием и беспокойством.
- Я пришёл поговорить с месье Понмерси и мадмуазель Фошлеван. Дело важное и касается отца мадмуазель. Однако,- продолжил он, увидев, как округляются глаза Баска,- не тревожьте их чрезмерно, с ним ничего не случилось.
- Конечно, месье. Пожалуйста, следуйте за мной.
Жавера провели в прихожую и оставили ожидать собеседников. Они пришли быстро, особенно Козетта, почти бежавшая, чтобы скорее получить новости о её любимом отце, за которого она так беспокоилась. Реакция Мариуса была совсем иной. Он побледнел и, казалось, готов был упасть в обморок. Неужели он так беспокоился, как воспримет Козетта возможную новость об аресте отца?
- Инспектор Жавер!- воскликнули оба, Козетта с радостным удивлением, зная, что только он мог принести новости об отце, Мариус в полнейшем недоумении.
- Как получилось, что вы живы?- спросил он, и Козетта посмотрела на него с непониманием.
Жавер тоже был удивлён, но по иной причине. Он, разумеется, понимал мысль – Мариус видел, как его отвели в переулок за «Мюзен», чтобы застрелить, но надеялся, что у Вальжана хватит здравого смысла сообщить, что он не убийца. Он, очевидно, заблуждался.
Он сдержанно поднял брови.
- Я думал, что…- продолжил Мариус, но замолк, не желая заканчивать предложение в присутствии Козетты.
- Вы думали, что месье Фошлеван убил меня на баррикаде,- закончил он и услышал гневный вздох Козетты.
Несмотря на то, что, по его мнению, Понмерси заслуживал небольшую головомойку от свой невесты, Вальжан вряд ли будет благодарен за вызванный раздор.
- Не судите юношу слишком строго, мадмуазель. Ваш отец притворился, что убил меня, чтобы освободить из рук повстанцев, и Мариус стал тому свидетелем. Поскольку вскоре его ранили, он не помнит, что видел меня позже, а ваш отец, очевидно, не поставил его в известность.
Козетта немного смягчилась, но довольной не выглядела.
- Всё же он поверил, что мой милый папа убийца,- она хмуро посмотрела на Мариуса, которому хватило совести отшатнуться, и Жавер почти усмехнулся. Почти.
- Ваш отец рассказал Мариусу кое-что, что, к сожалению, выставило его в невыгодном свете,- продолжил Жавер, жестом остановив готового вмешаться Мариуса. Они с Козеттой бросили на него взгляд, заставивший замолчать.- Мадмуазель, я пришёл против воли вашего отца, поскольку он предпочёл бы оставить вас в неведении из-за страха перед вашим разочарованием.
- Но нет ничего, что могло бы заставить меня увидеть его в другом свете!- воскликнула она, и собеседники нахмурились – каждый из-за своих мыслей.
- Пожалуйста, мадмуазель…
- Козетта, инспектор! Я уже просила вас звать меня Козеттой. Вы лучший друг моего папы.
Мариус потерял дар речи, не в силах связать сказанное со знанием о её отце.
- Козетта, пожалуйста, позволь мне всё объяснить,- взмолился Жавер.- Твоему будущему мужу уже кое-что известно, но, подозреваю, твой отец упустил некоторые значимые подробности.
Они сели и внимательно слушали рассказ Жавера о первом преступлении, приведшем Вальжана в тюрьму, о его многочисленных попытках побега, закончившихся удлинением срока, о том, как он ненавидел мир, выйдя на свободу, о епископе, подарившем ему милосердие, о новой жизни Мадлена, ставшего мэром и святым, о том, как он раскрыл себя, чтобы спасти невиновного, и после смерти Фантины бежал в Монфермейль, чтобы сдержать обещание и стать отцом Козетты. Он признался, что мало знает о годах после их исчезновения рядом с Малым Пикпюсом (на что Козетта отозвалась растворившимся в воздухе смешком) до встречи на баррикаде. Он продолжил рассказ о том, как Вальжан мог убить его, но вместо этого спас, а затем случайно столкнулся с ним и умолял помочь спасти Мариуса.
- Что?- воскликнули оба одновременно. Они не знали этой части истории, что вызвало у Жавера утомлённый вздох.
- Я полагаю, месье Фошлеван также не упомянул, что именно он пронёс вас сквозь клоаку к дому вашего деда,- Мариус только ошеломлённо кивнул в ответ.
- Этот человек святой!- воскликнул Мариус.- Как я только мог подумать, будто он дурной человек, я не знаю. Ох, почему он не рассказал мне всё вместо того, чтобы позволить мне поверить в худшее? Я считал, будто он убил вас и ограбил Мадлена.
Это удивило Жавера намного меньше, чем он ожидал.
- Думаю, он хотел, чтобы вы изгнали его из дома, запретили видеться с Козеттой,- сказал он.- Сделали то, что ему не под силу.
- Но зачем ему бросать меня?- спросила Козетта со слезами на глазах.
- Он знал, что, если он останется, правда так или иначе выйдет наружу, невозможно было скрывать её вечно.
- Но почему, почему он не доверился мне?- слёзы, стоявшие в глазах Козетты, скатились по щекам. Жавер сглотнул – он раскрыл все тайны Вальжана, пришло время для его собственного признания. Это будет непросто, но он всегда считал, что признавать ошибки важно.
- Боюсь, это моя вина,- ответил он, глядя чуть выше левого плеча Козетты, не в состоянии смотреть ей в глаза.
- Что значит – ваша вина?- смущённо спросила Козетта, нахмурившись.
Она не понимала. Нельзя было солгать, что он убедил её отца не доверяться ей, потому что, очевидно, тогда его бы здесь не было. Нет, он знал, что Козетта не поведёт себя недостойно, так почему, ради всего святого, это была его вина?
- Мы с вашим отцом были… друзьями в Монрейле-Приморском,- осторожно начал он.- Боюсь, моя реакция на правду была ужасной. Вещи, в которых я обвинил его… не могу надеяться на то, что когда-либо заглажу свою вину и буду прощён.
Он замолчал, не в состоянии вспоминать подробности обвинений, брошенных им тогда, обвинений, столь далёких от правды, что он не мог представить, как осмелился их произнести. Он опустил глаза, ожидая реакции, которая определённо должна последовать за таким заявлением.
К его величайшему удивлению, не прозвучало ни упреков, ни оскорблений. Нежная рука приподняла его подбородок и заставила посмотреть в лицо Козетте. Её глаза не обвиняли, а слёзы высохли на щеках, когда она тепло улыбнулась ему.
- Это было очень давно, инспектор,- мягко сказала она.- И я вижу, что мой отец простил вас, иначе он не посчитал бы вас достойным доверия. Он считает вас ближайшим другом.
Жавер вынудил себя улыбнуться в ответ на ласковое утешение. Тем не менее, его вина никогда не будет забыта, особенно учитывая то, что из-за его поступка Вальжан едва не покинул свою дочь. Он не прожил бы долго без неё, умер бы от разбитого сердца, и никто не смог бы его спасти.
- Да, я его друг,- повторил Жавер, и в этом радостном утверждении звучала печаль.
После Монрейля Жавер сделал всё, что в его силах, чтобы забыть зарождающееся чувство к Мадлену. Он почти преуспел, думая о нём не больше, чем того требовали обязанности. Однако когда он начал проводить время с Вальжаном, то был вынужден признаться себе – чувство никуда не исчезло и мстительно возвращалось. Дружба была большим, чем он мог надеяться, но меньшим, чем он желал.
Что-то близкое к пониманию промелькнуло в глазах Мариуса, что-то, в правильности чего он не был уверен. Но Козетта не видела в этом ничего плохого, так что её будущий муж позволил себе пока не обращать на это внимание и поговорить с ней позже. Может быть, он найдёт способ искупить ужасное поведение по отношению к тому, кого скоро станет звать отцом.
- Ваш отец,- снова начал Жавер, не желая дальше выслушивать банальности,- по-прежнему живёт на улице Вооружённого человека. Уверен, будет только лучше, если он повидается с вами и убедится, что, даже зная правду, вы любите его.
- Конечно же!- воскликнула Козетта, похоже, готовая отправляться к нему прямо сейчас, не переодеваясь.- Спасибо вам большое, инспектор!
Он был захвачен врасплох внезапным объятием, но не успел на него ответить.
- Вы поедете с нами, инспектор Жавер?- спросил Мариус, предположив, что это хорошая идея, но тот покачал головой.
- Как я говорил, я прибыл против воли месье Фошлевана. Я не думаю, что моё присутствие будет уместно.
Он кое о чём подумал, прежде чем прийти, но казалось важнее восстановить мир между членами семьи, а не беспокоиться о собственном месте в жизни Вальжана. Тяжело было об этом думать, но он получил больше, чем заслуживал, больше, чем должен был, если бы Вальжан не был таким всепрощающим.
- Я уверена, папа не будет на вас злиться,- настаивала Козетта.- Как только он поймёт, что вы сделали это ради него, он будет только благодарен.
- Конечно,- согласился Жавер, не желая спорить с девушкой, получившей упрямство от отца. Тем не менее, эта встреча принадлежит вам троим. Моё присутствие будет помехой для воссоединения. Пожалуйста, отправляйтесь без меня. Теперь я вынужден откланяться, мадмуазель, месье.
С этими словами он оставил их, довольно поспешно, но достигнув того, ради чего пришёл. Теперь дело было за детьми, и он был уверен, что Вальжану будут надоедать, пока он не примет их любовь и преданность. Он получит всё, что заслужил. Жизнь наконец-то будет к нему честна. Настал его зенит.
Пишет Гость:
14.08.2014 в 23:54
ночной переводной, 3Жавер не заглянул на улицу Вооружённого человека в тот день, когда поговорил с Козеттой и Мариусом. Он понимал, что ему не будут рады, не после того, как он принял за спиной Вальжана меры, на которые тот никогда бы не согласился. Он смирился с неизбежным фактом потери единственного человека, которого мог назвать другом, и, пусть это причиняло боль, итог был закономерным.
С того момента, когда Вальжан объяснил ему, почему отказался поговорить с Козеттой, он знал, что заплатит за это, и было только справедливым самому привести в исполнение наказание. Да, это было правильным. Вальжан будет жить своей жизнью, в окружении семьи, а Жавер останется один, так что он больше не причинит боли никому так, как причинил однажды.
От унылых, тянущихся по кругу мыслей его оторвал стук в дверь. Он нахмурился, не представляя, кому понадобилось бы приходить в его квартиру, кроме разве что коллег, и тогда дело срочное. Вот проклятье!
Он быстро встал и решительно направился к двери, готовый сейчас же отправиться туда, где что-то случилось. Он остановился как вкопанный, открыв дверь и увидев Вальжана. Что ж, он думал, что его будут избегать, но, пожалуй, он должен выслушать упрёки. Он никогда не сдерживал свой критицизм, и у других не было причин поступать с ним иначе. Он молча позволил зайти и приготовился к бою. Зная Вальжана, это будут слова, а не настоящие удары, но он выдержит всё с гордо поднятой головой.
- Я не стану извиняться,- сказал он, безуспешно пытаясь прочитать мысли или чувства по глазам Вальжана.- Я бы сделал то же самое снова, даже если знал бы, что ты придёшь в ярость.
Это была правда, и он бы не сказал ничего другого. Вместо ожидаемого гнева он с удивлением обнаружил себя в крепких объятиях. В то время как Козетта практически бросилась ему на руки, Вальжан обхватил его руками и притянул к себе, пока не оказался достаточно близко.
Жавер насторожился. В отличие от дочери, Вальжан не отпускал его, пока он наконец не решился осторожно опустить дрожащие руки на широкую спину, не уверенный, что его не отвергнут. Его не оттолкнули, напротив, Вальжан позволил ему опустить голову на плечо и наслаждаться ощущением близости. Это было неправильно. Его не могли просто так простить.
- Спасибо,- прошептал Вальжан, касаясь его волос, и он прерывисто вздохнул, почти всхлипнул и, не в состоянии говорить, покачал головой, отказываясь от благодарности Вальжана за этот поступок.- Да, Жавер. Спасибо тебе. Ты не представляешь, как много ты для меня сделал, так что я буду повторять, пока не согласишься это признать.
Некоторое время никто из них не говорил и не двигался, затем Вальжан слегка отстранился, держа руки на плечах Жавера и глядя ему в глаза. Жавер знал, что представляет собой то ещё зрелище, возможно, с покрасневшими веками и воспалёнными глазами, но ему было бесконечно всё равно.
- Козетта сказала, что я слишком строг к себе. Что я заслуживаю хорошую жизнь и любовь окружающих. Я в этом сильно сомневаюсь, но и она, и Мариус говорили весьма уверенно. Ты с ними согласен?
Жавер кивнул, не понимая, к чему ведёт Вальжан, но готовый заверить, что это правда, потому что в душе он знал, как это верно, и сделал бы что угодно, чтобы убедить его. Если дочь и тот юноша поладили с ним, он определённо не собирался сводить на нет успех.
- Хорошо,- сказал Вальжан с улыбкой, подняв руку к его лицу. Проведя пальцами по щеке, он взял его за подбородок.
Жавер не мог пошевелиться, едва мог дышать, застыв от удивления, потому что это не могло случиться, не сейчас, не с ним, не после всего, что случилось в прошлый раз, когда события разворачивались подобным образом.
И всё же это случилось, и губы Вальжана коснулись его со всей нежностью мира, и он был прощён, а то, что он так отчаянно стремился достичь, было совсем рядом. В этот раз он не потерпит поражения.
URL комментария
@темы: категория: слэш, рейтинг: G — PG-13, персонаж: Вальжан, персонажи: старшее поколение, персонаж: Жавер, пейринг: вальвер, тред: 107